611b36b6     

Булгаков Михаил - Луч Жизни



Михаил Булгаков
ЛУЧ ЖИЗНИ
Профессор Персиков
16 апреля 1928 года, вечером, профессор зоологии IV Государственного
университета и директор Зооинститута в Москве Персиков вошел в свой
кабинет, помещающийся в Зооинституте, что на улице Герцена. Профессор
зажег верхний матовый шар и огляделся.
Начало ужасающей катастрофы нужно считать заложенным именно в этот
злосчастный вечер, равно как первопричиною этой катастрофы следует считать
именно профессора Владимира Ипатьевича Персикова.
Газет профессор Персиков не читал, в театр не ходил, а жена профессора
сбежала от него в 1913 году, оставив ему записку такого содержания:
"Невыносимую дрожь отвращения возбуждают во мне твои лягушки. И всю жизнь
буду несчастна из-за них".
Профессор больше не женился и детей не имел. Был очень вспыльчив, но
отходчив, жил на Пречистенке, в квартире из 5 комнат, одну из которых
занимала сухонькая старушка, экономка Марья Степановна, ходившая за
профессором, как нянька. В 1919 году у профессора отняли из 5 комнат 2.
Тогда он заявил Марье Степановне:
- Если они не прекратят эти безобразия, Марья Степановна, я уеду за
границу.
Нет сомнения, что, если бы профессор осуществил этот план, ему очень легко
удалось бы устроиться при кафедре зоологии в любом университете мира, ибо
ученый он был совершенно первоклассный, а в той области, которая так или
иначе касается земноводных или голых гадов, и равных себе не имел, за
исключением профессора Уильяма Веккля в Кембридже и Джиакомо Бартоломео
Беккари в Риме. Читал профессор на 4 языках, кроме русского, а
по-французски и немецки говорил, как по-русски. Намерения своего
относительно заграницы Персиков не выполнил, и 20-й год вышел еще хуже
19-го, и в террариях Зоологического института, не вынеся всех пертурбаций
знаменитого года, издохли первоначально 8 великолепных экземпляров
квакшей, затем 15 обыкновенных жаб и, наконец, исключительнейший экземпляр
жабы суринамской.
Подобно тому как амфибии оживают после долгой засухи при первом обильном
дожде, ожил профессор Персиков в 1926 году, когда соединенная
Американо-русская компания выстроила, начав с угла Газетного переулка и
Тверской, в центре Москвы, 15 пятнадцатиэтажных домов, а на окраине 300
рабочих коттеджей, каждый на 8 квартир, раз и навсегда прикончив тот
страшный и смешной жилищный кризис, который так терзал москвичей в годы
1919-1925.
Вообще это было замечательное лето в жизни Персикова, и порою он с тихим и
довольным хихиканьем потирал руки, вспоминая, как он жался с Марьей
Степановной в 2 комнатах. Теперь профессор расширился, расположил 21/2
тысячи книг, чучела, диаграммы, препараты, зажег на столе зеленую лампу в
кабинете.
Институт тоже узнать было нельзя: его покрыли кремовой краской, пронесли
по специальному водопроводу воду в комнату гадов, сменили все стекла на
зеркальные, прислали 5 новых микроскопов, стеклянные препарационные столы,
шары по 2000 ламп с отраженным светом, рефлекторы, шкапы в музей. И вдруг
летом 1928 года произошло то невероятное, ужасное...
Цветной завиток
Профессор зажег шар и огляделся. Зажег рефлектор на длинном
экспериментальном столе, надел белый халат, позвенел какими-то
инструментами на столе... Гул весенней Москвы нисколько не занимал
профессора Персикова. Он сидел на винтящемся трехногом табурете и
побуревшими от табаку пальцами вертел кремальеру великолепного цейсовского
микроскопа, в который был заложен обыкновенный неокрашенный препарат
свежих амеб. В тот момент, когда Персиков



Содержание раздела